Послезвучие после встречи будет длиться, может быть, вечно: поэтические миниатюры Виктории Чембарцевой
Ташкент! Снова и впервые!
Самарканд… На Регистане солнечно, ветрено, слепяще, го-ло-во-кружительно и ФИРУЗово!
Самарканд… На Регистане солнечно, ветрено, слепяще, го-ло-во-кружительно и ФИРУЗово!
Со мной — мой тёплый Севанский камень с бирюзой, резная тень и
Самаркандские веснушки)).
В. Чембарцева
В узбекской столице завершил работу двухдневный форум (7-8
августа 2018 г.) "Актуальные вопросы изучения узбекской классической и
современной литературы" писателей из стран СНГ.
Литераторы обменивались своими новыми произведениями,
обсуждали старые, не утратившие интереса к себе. Абдуллах Руйин
(Афганистан) подготовил к изданию исторический трактат Абулгази “Шажараи турк” (“Родословное древо тюрок”),
Вика Чембарцева (Молдова) – переводы стихов известного узбекского поэта Шавката
Рахмона, Вели Саваш Йелок (Турция) — новые переводы из современной узбекской
прозы.
В рамках данного форума для
гостей из СНГ была организована поездка в Самарканд. В кулуарах столичных
музеев и на других площадках продолжались
творческие встречи с писателями и поэтами и не утихали литературные дискуссии. В ближайшей
перспективе будут проведены переговоры по взаимовыгодному сотрудничеству между
изданиями и Союзами писателей стран Содружества. Этими официальными итогами не ограничивается интеллектуальный
обмен новых друзей творческими идеями, книгами, контактными телефонами, как не может быть исчерпана жизнь и как не может быть
иссякнуто творческое воображение.
Узбекистан навсегда приковал к себе художественное воображение наших
гостей. Наши собратья по перу уехали, оставив нам шелест своих исписанных
страниц и обещание вернуться к нам с новыми эссе, заметками, стихотворными и прозаическими сборниками,
новыми художественными замыслами. В их отсутствие приглашаю разделить трапезу –
отголосок пира мудрецов, на котором
молодые таланты провели три счастливых дня в нашем городе.
1. Жизнь как
одухотворённое бытие
Ключевые слова рассказа «Окно в…» Виктории Чембарцевой,
написанного в Стамбуле в 2011 году: «Всё, как везде» объясняет жизненную установку поэта и прозаика, не
замороченного никакой политической идеологией и открытого всему миру, как
новорождённое дитя. В короткой миниатюре её трогает всё: от звука зовущего на молитву муэдзина до мяуканья одинокой кошки в подворотне
ближайшего дома в вечерних сумерках чужого города, с которым она знакомится
сквозь открытое окно отеля сперва в утро и потом в ночь, забыв о стынущем кофе
на подоконнике.
Это
чистый взгляд дитя, и непосредственный взгляд поэта, и одновременно умудрённый жизненным опытом и
широкой географией путешествий взгляд премудрой Сивиллы. Она видит не только
то, что ярко блестит на поверхности
жизни, но ещё не высказанный глубинный смысл того, что таится внутри
нерасцветшего к полудню бутона розы с его
нежным благоуханием — немым гимном любви:
— Мой кофе совсем остыл. Моё молчание громче шагов
остановившейся тишины. Я думаю о том, что Азия снова держит меня на вытянутой
руке, играет со мной, как с куклой, не раздавая напрасных обещаний ослабить натяжение
невидимых нитей. Лёгкая балерина в бумажном платье, балансирующая на зыбком
канате восточного ветра...
… Утром лопнет бутон нового дня. Новая
встреча с новым отражением в зеркале, распустит мои новые мысли. Но мир будет
всё тем же – глубоковросшим и крепкоукоренившимся: звуком, цветом, взглядом
из-под взгляда, смотрящим вглубь меня. Кто из нас кого
пытается понять?..
Читателю всё
интересно в этом созерцательном повествовании художника, в котором
зафиксировано время быстро текущего одного дня и узкое пространство стамбульского двора с его
обычной замедленной городской жизнью. Оказывается, надо совсем немного — зоркий
взгляд художника и его играющее воображение, — чтобы обыденное стало любопытным
и необычным, небывалым, нечто новым и потрясающим, интересным, как всё, что
сверх нормы, как наше тяготение к тайне. Такова, как бы сказал философ ХХ в. Я.Э. Голосовкер,
«имагинативная реальность образов»[1]. И
вот незамысловатый авторский финал — эпилог этого созерцания жизни сквозь
открытое окно:
— Полночь. Дверь во вчерашний день с шумом захлопнута.
Лепестки осыпались. Закрываю глаза. Время просачивается, погружая
смолкающий
город в мой сон...
По жанру – это
поэтическое эссе, похожее своим мелодичным, ласковым ритмом на умиротворяющую
«Колыбельную» матери. По стилистике письма — это, конечно, поэзия в прозе, а по смыслу
— жизнь как одухотворённое бытие.
2.
«Мы все из
страны детства»
Рассказ «Там, где дом» о неповторимых запахах детства, проведённого писательницей
в Кишинёве. Автор на протяжении своего повествования призывает читателя
вспомнить незабываемые запахи: осеннего
яблока, надкусанного по дороге в школу; винограда сорта мелкого бакона; запечённых
на открытом огне баклажанов-«синеньких»; пирожков с повидлом, заботливой
маминой рукой заготовленных вам на перекус в школу. Автор напоминает нам про ядовито-йодовый дым сжигаемых по осени
ореховых веток и даже выброшенного бродящего виноградного жмыха на
задворках; высыпанных на проезжую часть
с кузова грузовика прямо на тротуар мячиков маленьких, иссиня-зелёных, почти чёрных, матовых арбузов
с тонкой кожицей, предназначенных для закваски в бочках и многое другое —
из неповторимого детства.
К незабываемым приметам
детства прибавляется образ сына-школьника младших классов, тёплого
солнца, георгинов и хризантем и
особенного запаха поджигаемых осенних
листьев и ещё чего-то недосказанного... Все эти подробные особенные детали
в натюрмортах, достойных кисти
голландских живописцев, смачно расписанные
мастером художественного слова в
рассказе, напоминают счастливое детство
и каждого мысленно возвращают туда, где остался его родной дом.
Иногда мы завидуем детям, их непосредственному свежему
восприятию мира. Это начало наива и радости первооткрывателя реализовала в
своей прозе и поэзии Вика Чембарцева. «Рано или поздно, — говорил Фейхтвангер,
— если ты сам не вернешься в свой дом, то тебе нaпомнят, кто ты и вернут тебя в него, те, кого ты совсем недавно считал своими братьями...».
Вике это не грозит — она всюду чувствует себя как дома и искренне говорит о
себе: «Я здесь. / И изучать приметы чужих пространств по линиям судьбы
обречена».
3.
Монолог старой крестьянки
Рассказ «Старая
крестьянка» — это от начала до конца исповедь, молитва, проповедь и
причитания старой бабки-горемычницы по
поводу своей неустроенной крестьянской судьбы. Сбивчивая речь, полная раскаяния
за ошибки прошлого, обиды и осознание
близости конца жизненного пути долго ещё не отпускают читателя, когда он уже
дочитал рассказ до конца. Есть в этом искреннем монологе что-то от всей русской
классической литературы, начиная с плача Ярославны в «Слове о полку Игореве» и заканчивая
деревенской прозой: «Прощание с
Матерой» В. Распутина, «Царь-рыба» Виктора Астафьева, "Матрёнин двор"
А. Солженицына.
О таких старых крестьянках, подобных Матрёне, Василий Шукшин писал: «…История жизни этой
женщины завораживает и в то же время ошеломляет его (постояльца – авт.
примеч.). Он видит в ней особый смысл, которого не замечают односельчане и
родственники Матрёны. Она всю жизнь жила не для себя. Она постоянно работала на
кого-то: на колхоз, на соседей, выполняя при этом «мужицкую» работу, и никогда
не просила за неё денег. Постепенно рассказчик понимает, что Матрёна, отдающая
себя другим без остатка, и «…есть тот самый праведник, без которого … не стоит
село. Ни город. Ни вся ...»
В этом коротком рассказе, построенном на сбивчивом слёзном
монологе одинокой деревенской малограмотной старухи, заключена русская особая
философия: «Она всегда в вопросах духа размышляет над человеческой душой и над
судьбой людей и Земли — при любой метафизике»[2]
(А.Я. Голосовкер).
4.
«Армянское радио» отдыхает…
Юмористический рассказ «Ереванский
таксист» читается как анекдот
армянского радио. Не зря говорят, что в
армянском мировоззрении присутствую резко контрастные тональности: мажор и минор. Глядя на армян, понимаешь, что
эти люди просто не умеют воспринимать жизнь «усреднённо» и бесстрастно: они
либо смеются, либо рыдают навзрыд. Рассказ о таксисте, данный прямой речью от
имени городского водителя, звучит наивом, лукавством и оптимистичной мажорной трелью, как какое-нибудь «армянское радио». Главный
герой рассказывает своему пассажиру-автору, как он разводит приезжих людей,
пожелавших посетить свою историческую
родину. Читатели должны бы невзлюбить за эти пороки героя рассказа, а он, напротив, своей искренностью вызывает у них симпатию и
даже любовь, примерно такую же, какую мы все испытали к легендарному Фрунзику Мкртчяну,
сыгравшему одну из главных ролей – простого и доброго водителя грузовика — в
фильме режиссёра Георгия Данелия «Мимино».
Поразительно, как
автор рассказа может артистично перевоплотиться в своего героя — это, конечно, прежде всего,
любопытный «имагинативный» образ, созданный художественным воображением, и уже
потом интересный человек сам по себе, выхваченный из многоликой городской
среды. Что такое интересный человек? На этот вопрос философ ХХ в. Я. Голосовкер
отвечает однозначно: «Тот, с которым не скучно». Философ прошлого века свой
тезис поясняет примерно так: он оригинален, неповторим, своеобразен, как герои
М. Лермонтова, Ф. Достоевского, которые могут быть «дурные» и даже «скверные»,
«гнусные», «мучительные», но эти чудаки — интересные люди, хотя к истине
никакого отношения не имеют. К тому же,
скандальная слава распространяется намного быстрее, как анекдоты в эфире
армянского радио. При этом, благодаря внутреннему такту рассказчика и авторской любви к герою, разговор
водителя с пассажиром не переходит в цинизм и потому не заглушает в читателе
его высший инстинкт – инстинкт культуры.
Жизнь не исчерпывается конкретной темой и короткой формой
рассказа: она бурлит за её ограниченными рамками и влечёт автора к новым
рубежам. Сама жизнь интересна, но интересна вдвойне, если творцу удаётся
выбраться в другие страны и открыть для себя новые грани человеческого
характера и смысла бытия. Она, как
древний воин, описанный античным
историком Плутарха, может сказать о
себе: «Ночью, в пустынных полях, далече от Рима, я раскинул
шатёр, и мой шатёр был мне Римом».
Послезвучие международного писательского форума в культурной
жизни узбекской столицы будет длиться, может быть, вечно. Об этом написал в
своих стихах ташкентский поэт Бах Ахмедов вдогонку покинувшей наш край, но не
наши сердца, поэту-переводчику и прозаику, мастеру поэтической миниатюры Виктории Чембарцевой:
— Произносить твое имя уже
не так больно... И от этого больно. Мятный холодок на моих губах, серебро на
твоем запястье... Линии фонарей сходятся на горизонте, за которым стоит пустыня
в тысячу "нет". Завтрашний самолет уже чистит крылья. Завтрашняя
судьба проверит билет, оторвет корешок, выдаст посадочный. Послезвучие будет
длиться, пока ветер не дочитает последнюю страницу... Пока я буду смотреть, как
ты медленно набираешь высоту и таешь в
недоступном для меня небе...
Гуарик Багдасарова
Комментарии
Отправить комментарий