Московский поэт из Ташкента Вадим Муратханов

В Узбекистане поэта, прозаика, переводчика и литературного критика Вадима Муратханова (1974 г.р.), автора семи стихотворных сборников: «Воскресенье», «До сумерек», «Непослушная музыка», др. - хорошо знает и любит весь литературный бомонд. Вадим один из основателей альманаха «Малый шёлковый путь» (1999–2004) и Ташкентского открытого фестиваля поэзии (2001–2008). В 2006–2013 гг. зав. отделом поэзии журнала «Новая Юность», с 2006 г. ответственный секретарь журнала «Интерпоэзия». Приехав в Москву в конце мая-начале июня 2025 г. всего на две недели для встречи с выпускниками факультета журналистики МГУ, я созвонилась с нашим земляком Вадимом Муратхановым, уже почти 20 лет проживающим в Московской области и работающим в российской столице. По традиции мы встретились на Пушкинской площади. Кругом с большим размахом шли строительные работы: Москва готовилась отметить 12 июня День России. Мы с трудом уединились на ближайшем Тверском бульваре напротив памятника Сергею Есенину, возле которого с шумом проходили бульдозеры, воронкой кружилась пыль над гравийной дорожкой бульвара и вовсю гремел экскаватор, так что пришлось перекрикивать этот шум, не помешавший нам поговорить по душам о высоком и важном, о простом и сложном на фоне кипучей будничной жизни столицы. Поэзия Вадима Муратханова всегда отличалась характерной особенностью. Мотивы и образы, встречающиеся у поэта на раннем этапе творчества, находили более глубокое развитие в стихах зрелого периода. Поэтому он был всегда узнаваем и одновременно нов в жизни и своих стихах. Наша беседа была о старых и свежих мотивах в творчестве нашего соотечественника, охотно поделившегося соображениями о своём призвании, сбывшихся на сегодня сокровенных надеждах и мечтаниях о будущем. - Вадим! Вы родились во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 г. переехали в Ташкент, где окончили факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. С 2006 г. живёте в Московской области. Что для вашей успешной творческой биографии означает московский период жизни по сравнению с ташкентским? - После отъезда из Ташкента в 2004 г. я долго, два года, проживал в городе Волжский Волгоградской области, работал там журналистом. Мне было тогда 30 лет. Для меня этот период жизни был дан для осмысления предыдущего творческого опыта. Он был достаточно плодотворным для меня: ничто не отвлекало от работы, несмотря на достаточно суровые бытовые условия. Самым значительным произведением за этот период был цикл моих рассказов «Долгие жизни в самане». Он был опубликован в журнале «Дружба народов» в 2006 году. С 2006 г. я переехал в Подмосковье, сперва в г. Железнодорожный, а с 2007 года живу в г. Электроугли по той же знаменитой ветке: «Москва-Петушки», больше известной читателю по постмодернистской поэме в прозе Венедикта Васильевича Ерофеева. Сейчас я работаю на удалёнке в формате on-line. - Как повлиял переезд на ваше творчество? - Здесь , с одной стороны, у меня значительно больше собратьев по перу хотя бы потому, что в Москве и Московской области меня окружает густонаселённая творческая среда литераторов, и общение с ними куда более интенсивное. С другой стороны, здесь более напряжённый ускоренный темп жизни, поэтому мне иногда не хватает каких-то зазоров – передышки – которые были у меня в Узбекистане. Здесь приходится с усилием выкраивать время для литературной работы. Но презентовать плоды своего труда значительно проще: в Москве много литературных салонов, клубов, издательств и журналов для обнародования творчества пишущих людей. Что для Вас в творческом плане означает без года 20-летняя эпоха развития как в поэзии, так и в прозе? - Это касается и поэзии, и прозы. Всё это время ушло у меня на то, чтобы откристаллизовать опыт своей жизни в Средней Азии. Я дорабатывал свои старые тексты, отложенные на время, с учётом новых ощущений и прозрений нынешней жизни. Я думаю, что сейчас я пишу о себе, 30-35-летнем молодом человеке. Старые темы, связанные с моим детством, уже исчерпали себя: такова жизнь. Когда я приезжаю в Узбекистан или Киргизию в наши дни, я смотрю по-новому на города и их жителей из моего детства и отрочества. Мои новые впечатления когда-нибудь во что-нибудь переплавятся в будущем, а сегодня я испытываю полное чувство удовлетворения от того, что уже претворено в слово. Альбом Свет. Черно-белая вода. Лицо, пока еще не в фазе старенья. Бледный карандаш проводит родственные связи. Там, на канале, мой отец, желтеющий с собой в разлуке и забывающий о тех, на чьих плечах он держит руки. А я за кадром, мал на вид, стою с лопаткой и вещами и не могу остановить бумаги ломкой обветшанье. * * * Вдали от капель, что наперебой подробно разлетаются на жести, ты где-нибудь становишься другой, все дальше, непонятней в каждом жесте. Но слушать дождь мне хочется с тобой. И значит, мы наполовину вместе. * * * Пока вы не отвыкли от дыханья и речи близких в памяти свежи, нет ни души вокруг. Киномеханик бесплатно крутит прожитую жизнь. Вот входите вы с робостью ребёнка в пустынный зал на сорок мест. Стрекочет и потрескивает плёнка, пока смотреть не надоест. Прохлада Лето. Людей покинули силы. Кружку губам донести – и ладно. Где-то там, за горами синими ходит вдали от людей прохлада. Ходит вдали белоснежным телёнком. И от нее получает лето только с трудом узнаваемый голос на пленке арычной ленты * * * Цветные рыбки по обоям плывут судьбе наперерез. Переселиться нам обоим в их нежилой подводный лес. Вот я – ушел прозрачным боком в нестройно мыслящий тростник. Вот ты – большим янтарным оком косящая на мой плавник. В ночь на микрон, на миллиметр сближаемся. Текут века, жильцы проходят незаметно, и не кончается река. Город В кабинке шаткой чужака напрасно к небу поднимают – необозримые века лукавой сказкой подменяет обманщик-город. В свой черёд и я бродил по тёплой пыли. И разум спал. И ничего глаза в пыли не находили. Состарившись, приду опять в чинар высокое собранье босыми пятками читать развернутую книгу Брайля. * * * Легко оторвусь от постели в преддверии долгого дня, и купол хрустальный апреля внезапно накроет меня. Как влажная роспись, подробны сплетенья дорожек и троп, и голубя голос утробный, и дятла далекая дробь. Но – днем, словно веком, наполнен, – запомнив его наизусть, пройду лабиринтами комнат и к тёплой постели вернусь, где формы моей не теряла покинутая простыня, где старость стеклянным футляром от мира спасает меня. - А что Вас волнует сегодня больше всего? - Наверное, больше всего, это чувство ответственности за свою жизнь и того, что происходит вокруг нас. И ещё любой литератор должен задумываться о смерти. Чем дольше живёшь – тем больше задумываешься над этой границей между жизнью и смертью. В моём возрасте я уже сформировался и не боюсь потерять своё «Я». Моя задача – довоплотить старые замыслы. - Кто Вам интересен из литераторов сегодня? - Я наблюдаю за творчеством старых друзей: как они эволюционируют. Мне интересен московский поэт Дмитрий Тонконогов, с которым мне пришлось поработать в журнале «Арион» до его закрытия, - представитель новой философской лирики. В Москве много интересных поэтов и мало читателей, по сравнению с прошлыми годами. Наши читатели – это пишущие люди, в основном, они сами поэты. Современный молодой москвич предпочтёт видео поэтической книге – это люди с клиповым сознанием, их большинство. Я дорожу мнением нескольких людей, к которым я прислушиваюсь. - Как Вы относитесь к литературной критике? - Нам необходима квалифицированная критика. В последние годы это, скорее, обзоры, а не анализ произведения, это больше путеводитель по современной литературе. Хотелось бы более профессиональной глубокой критики современного литературного процесса... Так за увлекательной беседой мы снова вернулись к станции метро «Пушкинская» и попрощались до новых встреч в Ташкенте, куда Вадим Муратханов приезжает навестить свою маму и старых друзей, с которыми он периодически выступает в Государственном литературном музее Сергея Есенина, арт-галерее Human house и других литературных площадках. Пожелаем нашему земляку новых творческих открытий и достижений! Гуарик Багдасарова, искусствовед, член СЖ Узбекистана